Записки книжного червя. Книжный обзор

Обожаю эту книгу, время от времени перечитываю, и каждый раз открываю в ней что-то новое. Она не отпускает меня со своих страниц, и я анализирую, размышляю, были ли у ее первонажей способы спастись. И неизменно думаю - как здорово, что меня не было тогда. Что я не была там.

Эта книга...

Она - истинное отражение эпохи. Это не придуманные истории, это наследие революции. Это прямое включение, это сбивчивые объяснения очевидцев, которым удалось спастись.

Она о том, что в борьбе против системы человек проигрывает, а в борьбе за систему - теряет свое я. О том, что бесплодна любая борьба по своей сути.

Она о том, что возмездие приходит только к терзаемым чувством вины. О том, что меря жизнь бумерангами, не отыскать справедливости.

О том, что все нужно делать вовремя.

Это - настоящая книга отношений. О том, как женщины годами ломали мужчин, а что из этого вышло - стало понятно только сейчас. Когда он сильный, она идет за ним. Но чем мощнее предназначенные ему удары жизни, тем крепче она держит перед ним свой щит, и тогда он начинает слабеть. Слабеет настолько, что теряет себя. А она становится сильной. Словно, они пьют из одного исчерпаемого источника силы, и каждый глоток, который делает она, отбирает драгоценную влагу, которая могла бы достаться ему.

В этой книге звучит немой вопрос - стоит выбрать любимого или любящего. Как сказала моя знакомая, - есть мужчины, с которыми мы отращиваем волосы, а есть мужчины, с которыми обрезаем. С одним мужчиной она может быть легкой, с другим, сцепив зубы, идет в бой с жизнью. Один спасает ее, другого спасает она. Но исходные данные совершенно неважны, дело не в личных качествах, ведь мы всегда выбираем не тех, кто лучше, а тех, кого любим. Потому что это единственный выбор, который может принести счастье. А в вопросах личного счастья Айн Рэнд бескомпромиссна, ее герои никогда не соглашаются на полумеры.

Что стало с этими людьми? С теми, которым удалось выжить. Им предстояла встреча с вторым вождем. У них родились наши дедушки и бабушки. Их ждала война, и не одна. Их ждали лишения, тяготы, голод - снова. Их детей ждали трудовые коллективы и выданные государством клетушки-квартиры. Самых послушных из их детей, конечно. Их внуков ждали бесплатные институты и университеты. И только их правнукам суждено было расти в странах, над которыми уже не нависала и тень железного занавеса. И это стоило того - сказали бы они. Те, кто выжил, кому удалось продолжиться.

И вот, мы живем среди изобилия еды, условно-независимые, нам не нужно работать ради тарелки просо, а после работы бежать, сломя голову, подтверждать свою гражданскую позицию. Но мы приходим домой, достаем из кармана телефон, открывает электронную почту, заходим в социальные сети, включаем телешоу, к нашим услугам - бесконечные сериалы, тонны фильмов. Действительно ли мы свободны? Неужели, стоило того?

Люди выживают. Люди приспосабливаются - чтоб выжить. Чтоб быть причастными к будущему. Чтоб просто быть.

От берегов Белого моря до берегов Черного, от границы с Полыней до желтых рек Китая красное знамя с триумфом поднялось под звуки «Интернационала» и позвякивание ключей — это двери других стран закрылись перед Россией…

Большая ... часть наук — это чьи-либо размышления, чьи-то желания и ложь многих людей.

Если ты напишешь целую вереницу нулей, они так нулями и останутся!

Новый советский паспорт был больше чем паспорт — это было разрешение на жизнь. Он назывался «Трудовой книжкой», так как труд и жизнь считались синонимами.

— Какой аппетит! — К чему? — К жизни. — Если нет аппетита, зачем садиться за стол?

... отблеск бледного лица, пробитого двумя дырами черных от страха глаз.

Когда все это закончится, — ... — когда даже последняя память об их республике будет вытравлена из истории — какой из этого выйдет величественный похоронный марш!

У тебя нет мечты? — Есть. Одна: научиться мечтать о чем-нибудь.

— И вам безразлично, что вы будете скомпрометированы, если вас увидят в обществе очень красного коммуниста? — Совсем нет — если ваша репутация не будет запятнана тем, что вас увидят с очень белой дамой.

Он ничего не знал о ее настоящем, но она рассказала ему о своем будущем ...

Кто страдает в этом мире? Те, в ком чего-то недостает? Нет. Те, в ком есть что-то, чего в них не должно быть. Слепец не может видеть. Но для того, чье зрение слишком остро, еще более невозможно не видеть. Более невозможно и более тягостно. Разве только ему удастся утратить зрение и опуститься до уровня тех, кто никогда не видел и никогда не хотел видеть.

Я нашел тебя, потому что думал, что ты поможешь мне пасть. Теперь я боюсь, что ты станешь той, кто спасет меня от этого. Но я не знаю, буду ли я благодарен тебе.

Его кожанка была более военной, чем пушка, и более коммунистической, чем красный флаг.

Я не хочу сражаться за людей, я не хочу сражаться против людей. Я не хочу слышать о людях. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — я хочу жить.

Она говорила «нет» словам, которые он произносил, и «да» голосу, который произносил их.

Партийную дисциплину нарушать нельзя, — ... — но на нее можно взглянуть пошире

... одно мне понравилось. — Музыка? — Нет. То, как ты слушала ее.

... все спали, кроме Андрея и тараканов.

я спрашиваю, верят ли они в Бога. И если они говорят «да», значит, они не верят в жизнь. ... Любой бог — какой бы смысл ни вкладывали в это слово — это воплощение того, что человек считает выше себя. А если человек ставит выдумку выше самого себя, значит, он очень низкого мнения о себе и своей жизни. ... это редкий дар — уважать себя и свою жизнь, желать самого лучшего, самого высокого в этой жизни только для себя!

... если бы наши души, которых у нас нет, встретились, — твоя и моя, — они разорвали бы друг друга на кусочки, а потом увидели бы, что корни у них — одни и те же.

... мы с тобой оба верим в жизнь. Но ты хочешь бороться за нее, убивать и даже умереть ради нее, а я лишь хочу жить ею.

Казалось, между ними лежала пропасть, но сил их духа и рук хватало, чтобы удерживать над ней друг друга.

... почему ... партия отрицает право человека на жизнь, пока его не убили?

Когда кто-то может вынести любые страдания сам, он обязательно находит силы вынести страдания других. Это закон военного времени.

... звон будильника все еще звучал в ушах, словно оскорбительные слова ...

... после стольких часов ужасных усилий ни о чем не думать, помнить лишь то, что думать нельзя, мысли возвращались медленно.

Война не опасна до тех пор, пока ты не сдашься.

Так как будущего у них не было, то жили они сегодняшним днем.

Человек ... — это слово, у которого нет множественного числа ...

Все стало простым и легким: если человеку удается свести жизнь лишь к одному желанию — жизнь становится холодной, ясной и терпимой.

Люди создают себе вопросы, потому что боятся смотреть прямо. А нужно только смотреть прямо и видеть путь, а когда ты его видишь, то не надо сидеть и смотреть на него — надо идти ...

... А еще возможно, что каждому из нас предстоит быть приговоренным к смертной казни. Но разве это значит, что мы должны готовиться к этому?

Грациозность его движений соответствовала одежде, которую он носил с легкостью фотомодели со страниц иностранных журналов, с бессознательностью пушного зверя, не думающего о своем роскошном мехе.

Давайте выпьем за счастье наших детей, несмотря на то, что вы не верите, что они будут счастливы. Я ведь в это тоже не верю.

... я питаю к тебе глубокое уважение, гражданин Морозов. Ты взял величайшую за всю историю человечества революцию и сделал из нее заплатку себе на задницу.

Когда-то людьми правили ниспосылаемые Богом с небес гром и молния. Затем ими стал править меч. Сегодня людьми правит примус. Когда-то людьми руководило благоговение. Затем страх. Сегодня людьми руководит их желудок. Раньше люди были скованы по рукам и ногам цепями. Сегодня они опутаны прямой кишкой. Только героев за прямую кишку не удержать.

Из всех камней вы признаете только булыжники. Алмазы — бесполезны, поскольку на солнце они сияют слишком ярко для глаз и слишком тверды для сапог, шагающих к пролетарскому будущему. И улицу алмазами не мостят. Во всем мире им находят достойное применение, однако вы не постигли это своим умом.

Какова же наша цель, товарищи? Что мы делаем? Хотим ли мы накормить умирающих от голода для того, чтобы спасти им жизнь? Либо мы собираемся лишить их жизни для того, чтобы накормить досыта?

Как ты считаешь, был ли Лазарь признателен Иисусу за то, что тот, как говорится в Библии, воскресил его из мертвых? Мне кажется, что не более, чем я тебе.

Она прожила годы в ожидании этой жизни, верила в возможность ее существования, а сейчас почувствовала, что с самого детства она жила ею.

Разве вы не понимаете, — ... — что мы не можем жертвовать миллионами во имя нескольких человек? — А жертвовать несколькими, когда эти несколько — лучшие из лучших? Отберите у лучшего его право на вершину, и у вас не останется лучшего. Что есть ваши массы, как не миллионы глупых, съежившихся, безразличных душ, у которых нет собственных мыслей, собственных мечтаний, собственных желаний, которые едят, спят и беспомощно твердят слова, вбитые в их мозг другими? И для этих вы пожертвовали бы несколькими, кто знает жизнь, кто есть сама жизнь? Меня тошнит от ваших идеалов, потому что я не знаю худшей справедливости, чем раздавать не по заслугам. Потому что люди не равны в способностях и нельзя обращаться с ними так, будто они равны. И потому, что мне отвратительно большинство из них. — Я рад. То же чувствую и я.

Города растут как леса, расползаются как сорняки. Но Петроград не рос. Он явился в окончательном совершенстве. Петроград не ведает природы. Это творение человеческих рук. Природе свойственно ошибаться и рисковать, она смешивает цвета и не имеет представления о прямых линиях. Петроград был создан человеком, который знал, чего хотел. Величие Петрограда осталось незапятнанным, а убожество -— ничем не смягченным. Его линии, ровные и четкие, — свидетельство упорного стремления человека к совершенству. ... Петроград не был рожден, он был создан. Человеческие руки и ноля воздвигли его там, где люди не селились испокон веков. Честолюбивый царь указал, что здесь, на этом месте быть городу. Люди принесли землю, чтобы засыпать болота, в которых ни одной живой твари, кроме комаров, не водилось. И, словно комары, умирали люди и валились в хлюпающее бездонное чрево болота. Никто по своей воле не шел строить новую столицу. Город поднимался трудом крепостных, тысяч солдат, целых полков, которые, беспрекословно подчиняясь приказу, не могли отказаться вступить в смертный бой — с болотом ли, с вражеской ли ратью. Они гибли без числа, и на их костях вырос город. Коренные его горожане так и говорят: «Петроград стоит на скелетах». ... Города растут вместе со своими жителями, борются за первенство среди других городов, медленно поднимаясь по лестнице времени. Петроград не поднимался. Он явился, чтобы стоять на высоте, чтобы повелевать. Еще не был заложен первый камень, а город уже стал столицей. Это монумент силе человеческого духа. ... Петрограду не нужна душа, у него есть разум.

В начале лета 1925 года Гостекстильтрест выпустил ткани новых расцветок. И улицы Петрограда заполнились улыбающимися женщинами, которые впервые за много лет надели платья из новой материи. Однако выбор расцветок был небогат, и женщины в платьях в черно-белую клеточку встречали женщин в таких же платьях, женщины в платьях в красно-белый горошек сталкивались с подругами в платьях в бело-красный горошек. Вскоре все они становились похожи на воспитанников одного огромного детского дома — угрюмые, хмурые, потерявшие всю радость от ношения новой одежды. В витринах сверкали заграничные искусственные украшения: бусы и блестящие круглые пластмассовые серьги — последний крик моды. Надежное прикрытие невообразимых цен защищало их от угрюмых женщин, стоящих за стеклами витрин.

Победители и завоеватели — те, кто пресмыкается. «Пресмыкающиеся всех стран, соединяйтесь!» — вот что будет лозунгом будущего человечества. Ты знаешь, что миллионы людей на Земле смотрят на нас. Но они находятся далеко, и им не очень хорошо видно. Они видят большую поднимающуюся тень и полагают, что это огромное животное. Они не могут рассмотреть поближе, что эта коричневатая мягкая тень покрыта сверкающим ворсом. Они не понимают, что это — скопище маленьких, коричневых, лоснящихся тараканов, которые не говорят ни слова, а лишь шевелят усиками. Но издалека эти усики не видны. А это-то и плохо, ... — мир не может разглядеть усиков!... Они там видят только черную тучу и слышат гром. Им сказали, что позади тучи течет рекой кровь и гибнут люди. Ну и что, подумаешь! Они, сторонние наблюдатели, не боятся крови. В крови — честь. Но знают ли они, что мы купаемся не в крови, а в гное? Послушай, я дам тебе совет. Если вы хотите удержать эту страну в своих щупальцах, то скажите миру, что на завтрак вы отрубаете головы и проводите массовые расстрелы. Пусть мир узнает, что вы являетесь ужасным чудовищем, которого должны бояться и уважать, а уничтожить можно только в честном бою. Но не показывайте всем, что вы не армия героев и не сборище извергов, а всего-навсего жалкие, самонадеянные счетоводы, страдающие грыжей. Не дайте им понять, что вас нужно не стрелять, а обрабатывать дезинфицирующими средствами: что уничтожать вас нужно не пушками, а карболовой кислотой!